The story about fictional complicated things

   Мы все любим усложнять. Наверное, так устроен человеческий мозг, в котором между процессами обработки стимула и реакции на него вклинился мыслительный процесс. Особенно это касается отношений между людьми. Мы говорим одно, делаем другое, думаем третье и чувствуем четвертое. А еще непременно играем в игры. Ну об этом не буду, об этом прекрасно написал Э. Бёрн. Вот мне сегодня подумалось, что усложняется все еще и со временем.

     Лет 8 назад  я могла влюбиться без каких-либо размышлений о перспективах. И признаться в любви в нескладном стихотворении, выставленном на странице стихов. Многим это тогда казалось смелым, но не мне. Мне казалось совершенно естественным и единственно возможным сказать о своих чувствах прямо только в стихотворении. И не важно, что потом это не привело ни к чему хорошему в отношениях. Зато я стала учиться правильно писать стихи.

   Семь лет назад я упражнялась в стихосложении, раскрывая тему все той же любви, утратившей всякие перспективы. Она стала всего лишь темой для сочинений. А после писать о любви вообще казалось банальностью, поэтому начались поиски любой другой темы, кроме любви. Тогда же у меня появился один, а затем другой поклонник, если можно так сказать. С первым мы резко распрощались, когда он откинул странный истерический номер. Со вторым я стирала набойки туфель и сапог, гуляя по городу пешком. Ему пришлось сразу объявить, что лучше быть просто друзьями, чтобы можно было выносить его нытье в интернете и более веселые монологи во время прогулок. Хотя повторяющиеся множество раз замечания по поводу перьевых облаков и того, почему они такие, единственное, что помнится до сих пор. Видимо, это раздражало особенно сильно. 

        Шесть лет назад я ровным счетом ничего не могла написать о своих чувствах. Ни строчки. И это чертовски бесило. То казалось, что это от того, что я довольна своими отношениями, что эмоций не остается на творчество. То думала, что наоборот по-настоящему не люблю, поэтому ничего и не пишется. Но зато я гуляла почти каждый день, радовалась вниманию и почти не слушала музыку - на нее не оставалось времени. И я наверное была все же счастлива, потому что у меня был человек, с которым не нужно было притворяться, можно было приятно молчать или говорить обо всем. У нас была общая музыка, точнее его музыка стала моей, общие фильмы и перспективы поступления в университет.

   Шесть лет назад я перестала писать по правилам стихосложения о своих чувствах. Ударившись в верлибристику, я писала о тех чувствах, у которых больше не было перспектив. И влюбилась в стихи Маяковского, которые до этого раздражали, даже когда их читал тот, кто был больше не со мной. И было достаточно легко писать о том, что чувствовала. Это было очень плодотворное время в плане стихов и безысходное в плане одиночества и тоски. Но я больше не говорила, что люблю или любила даже в стихах. Наоборот старалась уйти от любовной тематики.

   Пять лет назад я нашла человека, с которым было интересно общаться, который стал мне другом. И я могла выражать свои чувства в верлибрах, посвященных ему. Вскоре почти влюбилась, но он сказал, что не один. И все усложнилось. Хотя мы виделись всего один раз в живую. Это позволило еще долгое время проводить вечера за разговорами и написать еще много стихов. 

    Пять лет назад я получила признание в любви, которого ждала больше года. И ответила. А потом получила еще одно в тот же вечер. Хотя второе имело другой смысл. А первое обернулось недолгим возвращением чувства, обернувшимся разочарованием. Все усложнилось и изменилось.

    Четыре года назад я поняла, что все еще могу совершать импульсивные поступки. Например, признаваться в любви в письме. И получить отказ. И все равно нарядиться и предвкушать встречу. И провести чудесный день вместе. Но это ничего не решило. Все усложнилось. 

    Три года назад я решила больше не влюбляться безответно. Поэтому успешно скрывала свою симпатию к новому знакомому. А позже безуспешно скрывала остатки своих чувств к старому другу. И больше уже не могла писать о своих чувствах открыто в стихах. И вообще почти перестала писать.

   Два года назад я могла писать только о несбыточных чувствах. Обнаружила, что попытки понять старых друзей тщетны. И стала думать о человеке, которого не было рядом. Это все усложняло. И больше не могла писать о любви к реальным людям. Почти не писала весь год. 

    Год назад я поняла, что могу писать о любви через некоторых персонажей. Но больше не могла писать о ком-то реальном. Потому что во мне не было чувств к кому-либо. 

   Так вот к чему я это все? К тому, что с прошлого года я не могу больше писать напрямую о своих чувствах. А если и пробую, то получается странно. И это не разрешает сложные ситуации. 

    Сегодня размышляла о том, что было бы, если бы все в отношениях было проще. Чтобы можно было сказать человеку, что он нравится и не ждать, что он отшутится или промолчит и перестанет общаться. Или сказать, что соскучилась, не ожидая выяснения отношений или фразы, что мы должны оставаться только друзьями. Тогда бы можно было просто подойти и обнять, сказать, что соскучилась, увидеть в ответ улыбку и узнать, что по мне тоже скучали. И просто быть вместе. Чтобы не нужно было думать о перспективах, о том, подходит ли мне этот человек на самом деле, перестать сомневаться в чем-либо. И просто быть вместе. С тем человеком, о котором постоянно думается, который может быть даже снится. И снова откровенно писать о своих чувствах. И это не будет какой-то особой смелостью. Это будет естественно и приятно. Потому что будет уверенность в том, что чувства эти нужны адресату. 

     Но почему-то в моей жизни не бывает так. Чтобы просто быть вместе. И взаимно любить. 

Так можно ли этого ожидать после почти шести лет одиночества? 

The story of the white ravens

Она сидит на кухне на своем расшатанном стуле привычно и непривычно. Потому что рядом на диванчике за столом, накрытым скатертью, сидит он и рассказывает истории из своего прошлого. Она рассматривает его украдкой, увлеченного рассказом и смотрящего мимо. Такой расслабленный в открытой позе, иллюстрирует рассказы широкими жестами и водит руками по скатерти. Его голос, который она забывает, если они долго не видятся, звучит приятно и негромко. Рассказы наполнены смешными моментами, над которыми они вместе смеются. И тогда она запоминает его улыбку и смеющееся лицо, хотя и сама от души смеется, даже аплодируя по краю стола.
Его рассказы раскрывают новые детали, которые кажутся ей довольно близкими. Хотя многое в их жизненном опыте разнится, иногда кардинально, этот вечер позволяет открыть нечто, знакомое им обоим. Оба они ощущают себя белыми воронами. И вот из-за очередной истории это становится очевидным. Ей в этот момент кажется, что вот оно, то что с самого момента знакомства казалось ей чем-то близким в нем. Но она до этого никак не могла найти этому нечто название. А иногда начинало казаться, что ничего общего у них вообще нет. Но только не в этот вечер. Когда зайдя ненадолго по делу и на чай, он уже третий час говорит с ней, рассказывает, слушает и смешит. И кажется уже даже забыл, что должен возвращаться к себе домой.
Вот он рассказывает новую историю и чертит пальцами по скатерти, объясняя ей сложные абстрактные процессы. Даже в метафорическом виде ей это непонятно, и она улыбается. Одновременно рассматривая его, анализируя жестикуляцию и размышляя над метафорой. Но в то же время в мыслях обнаруживается сначала неясная проблема. Пока она остается фоном, потому что она сфокусирована на рассказе и очередном смешном моменте.
Но когда он ушел, в пустой, не считая кошки, квартире размышления затопили ее уставшую голову. Она добрела до своей комнаты в усталости и разобранных мыслях. И осознала, что сидит в любимом рабочем кресле, только через некоторое время. Ее мысли вначале были заняты переживанием и запоминанием этого вечера. Но вскоре те самые не согласующиеся мысли стали эпицентром размышлений.
И вот она поняла, что то единственное, еще недавно казавшееся настолько общим, одновременно является их главным отличием. Может, у каждой такой вещи есть две противоположные стороны, но может и только в этом случае было так. Она поняла, что не все белые вороны одинаково белые. И дело не в том, когда\где\как и по какому аспекту жизни они ощущали себя белыми воронами. Это даже во многом для них было схожим. Но вот осознание себя белой вороной было для них противоположным.
Она принимала свое отличие как должное, как родимое пятно или же неисправимую особенность характера. Да, она часто не понимала, как это началось, как она стала белой вороной, может, не помнит, может, была такой всегда. Да, она натерпелась от этого много неприятных историй. Да, она отстаивала свое место среди других словами и даже иногда кулаками. Да, ее никогда не понимали, а пытаться понять начали совсем недавно и очень немногие. Но в какой-то момент, довольно давно, хотя когда именно это было, ей уже не упомнить, она приняла свое отличие. Перестала с ним бороться, перестала хотеть стать как все, хотя и раньше не особенно хотела. И сделала из своего отличия козырь. Тогда постепенно в жизни стали происходить потрясающие перемены в лучшую сторону. И много всего интересного и важного в ее жизни было связано с тем, что она - белая ворона. Причем, белая ворона почти в любой компании. А сегодня она настолько вжилась в свою нет, даже не роль, скорее вжилась в свой, собственноручно выстроенный образ, что даже и забыла о возможности быть обычной или какой-то другой.
Он же до сих пор не смирился с тем, что может во многом отличаться от других. И вот уже много лет борется с этим. Пытается доказать кому-то\всем, что может быть таким, как другие. Тщательно скрывая то, какой на самом деле, что ему нравится на самом деле, кем бы хотелось быть. И наверное, до конца так и не понимая, кто и какой он на самом деле. И в конце-концов за своим образом, в котором много противоречий, зависящих от ситуаций и окружения, он теряет нечто свое. Отсюда и эта двойственность и невозможность твердо решить, чего же хочет - быть тут или уходить, сидеть дома и читать или идти гулять с друзьями, общаться с этим человеком так или иначе и так далее.
Она долго размышляла над этим новым осознанным фактом их отличия друг от друга. То быстрее, то медленнее мысли текли в уставшем сознании. Но она поняла в общем и целом, что именно это отличие было главным объяснением всего того, что она не могла понять в нем. Все его странности вдруг из разрозненных фактов\кусочков сложились в стройную картинку пазл. Конечно, он был сложнее одного факта отличия, но для понимания отдельных примеров поведения ей не доставало именно осознания этого отличия. Потому что это отличие определяло многие аспекты его поведения и мышления. Как выяснилось, ее принятие себя как белой вороны тоже определяло очень многое в ее поведении и видении мира.
Качаясь в своем любимом рабочем кресле в темной комнате, она теперь принимала новое отношение к нему. Он стал намного понятнее. Больше никакой загадочности и противоречий. Вся система согласована. Он становится предсказуемым. Это несколько огорчает. Потому что ей нравится общение с человеком, который непонятен, загадочен. И когда эта загадочность теряется, поведение становится предсказуемым, а некоторые поступки освещаются новыми причинно-следственными связями, то ей становится скучно. Иногда она совсем разочаровывается в некоторых людях, иногда просто начинает скучать. Вот и сейчас, принимая новое понимание, она уже знает, что будет дальше. Дальше она перестанет думать о нем помногу, перестанет писать ему первой и общаться с интересом. Ей и раньше казалось, что им не о чем говорить, что уж будет дальше. Дальше ей станет тесно в общении с ним, и придется искать нового собеседника. А это довольно непросто.